Закатный рок-н-ролл
Джен, много разных намеков, Альмейда, Хулио Салина, Ротгер Вальдес, Олаф Кальдмеер, ага, вальдмеер тут тоже имеет место быть, Бермессер, Хохвенде, Шнееталь, Бюнц, Доннер, Таннер, Хосс, кесарь Готфрид, принц Ольгерд, принц Фридрих,нмп, нжп, найери. Это просто праздник какой-то. Проще было написать, кого я не упомянул. Еще те часы, которые про милого Сюся в «Рассвете» пели там тоже есть) я впечатлен и тоже такие хочу))))
Предупреждать неинтересно, нафига тогда читать, если знаешь, чем все окончится?)
Канон частично переписан с начала Хексбергской кампании. Безжалостной рукой переписан, АУ)))))
Песнь хексбергских найери.
читать дальшеИх было четверо, всего четверо и эти люди сошлись в пропитанной солнцем Кагете, чтоб решить судьбы многих других.
- Последнее слово за вами, господин Альмейда, – несмотря на вежливость графа Хохвенде, было заметно, как его вымотала эта встреча и этот разговор.
Дриксенцы держалась неплохо для шестичасовых переговоров, к тому же тайных. Особенно, учитывая щекотливость вопроса.
- Беседу продолжим при соблюдении условия, о котором было сказано с самого начала, - за время всей беседы марикьяре не разжал громадных кулаков.
- О, понимаю, - голос графа Хохвенде звучал устало, - вы имеете право знать. Какое-то время назад некий монах-отшельник добился аудиенции у Его кесарского величества. Монаху явилось откровение, о новой эспере с косыми лучами и о новом толковании Эсператии. Вы знаете, наш принц Ольгерд был… болен. Мальчику надели новую эсперу, изготовленную отшельником из дерева и дитя исцелилось.
Дриксенец невесело улыбнулся своим воспоминаниям.
- Вся кесария праздновала в те дни. Потом пророчества, что сделал отшельник, начались сбываться. Он спросил Его величество о том, готова ли кесария отринуть еретические догматы и принять истинный эсператизм. Тогда и кесарская семья и многие из нас…
- Все, кто хотел оставаться у подножия трона, - обронил Альмейда.
- Вижу, мы друг-друга понимаем, - Хохвенде отпил уже теплое вино из своего бокала, - да, и эти люди и другие, кто не желал вызывать неудовольствия кесаря, все приняли новый эсператизм.
- И как, сильно он отличался от той, старой веры? – Мариькяре смотрел в упор на дриксенца, но тот равнодушно пожал плечами.
- Не особенно. Лицемерие ушло, благом официально считаются любые проявления силы и поощряются стремления быть еще сильнее. Слабость стала пороком, если она не женской природы, либо не находит себе сильного защитника. В некоторых случаях еретичества допускаются человеческие жертвы, еще сожжение скверны и нечистивцев…
- Что, и мориски, живущие за тысячи хорн, у вас нечестивцами стали? – Сдерживаемой яростью было пропитано каждое слово Альмейды:- Скверной оказались?
- Позволю себе заметить, что мы никого не выжигали, - Хохвенде честно и открыто смотрел в черные злые глаза собеседника, - Пока что. Его Высокопреосвященство (да-да, после исцеления принца, отшельнику пожаловали этот сан) позволил кесарю узнать грядущее, и пояснил, каких жертв потребуют посланники Создателя, готовые помочь благословенной Дриксен.
- Вот только от Создателя ли были те посланники? Вы наверняка уверены? – Альмейда впервые за всю беседу разжал руки и побарабанил пальцами по столешнице.
- А вас это не должно волновать, господин Первый Адмирал, - кротко улыбнулся Хохвенде, -насколько я знаю, вы – язычник.
- Такая осведомленность делает честь вашим прознатчикам, - хмыкнул Альмейда.
- Я не кесарь, и не могу себе позволить платить кардиналу кровью невинных жертв за информацию о каждом вашем шаге. Так что приходится действовать по старинке.
- Вы циничны.
- Увы, - Хохвенде пожал плечами, и умолк, с явным удовольствием слушая звон часов, возвещающий полночь. Сладкая сюсюкающая мелодия заставила Альмейду брезгливо скривиться, но музыкальное мучение быстро окончилось, и Хохвенде встрепенулся.
- На чем мы остановились? – Спросил он, - Ах да. Стоило кесарю согласиться с условиями, выдвинутыми святой церковью, мориски взяли и вымерли.
Дриксенец развел руками.
- Что вот так вот запросто? – Не поверил Альмейда.
- Вот так вот, - вздохнул его собеседник, - ни грома, ни молнии, мужчины, женщины и дети, все, в ком было более четверти морисской крови, пали замертво, кто где стоял. Нам было показано достаточно, чтоб понять, что в Багряные земли нельзя будет наведываться еще пару поколений, господин Альмейда. Потом… потом Дриксен отправит туда экспедиции, мы заселим эти земли.
- Я смотрю, вы серьезно подходите к вопросу.
- Пришлось под давлением обстоятельств. Да, теперь из любой дриксенской семьи святая церковь может забрать одного ребенка. Чаще всего это первенцы. Отныне мало кто довольствуется единственным наследником.
- А… что с этими детьми?
- Не думайте, не все из них погибнут. Кого-то непременно принесут в жертву, но тех, кто отвечает каким-то неизвестным мне, но ценным для новой церкви качествам, непременно оставят.
- То, что вы мне сейчас рассказываете – это язычество, сударь, - Альмейда тяжело взглянул на сопровождающего Хохвенде северянина, - ну а вы, Хосс, что скажете?
- А что тут говорить, - ответил тот, - все на благо Дриксен.
- Когда вы ее предавали, сообщая мне нужные сведения, это тоже было на благо? – Усмешка марикьяре была недоброй.
- С моего ведома и одобрения, - вступился за товарища Хохвенде, - тогда это и впрямь было нам выгодно.
Хосс, не смущаясь неодобрением марикьяре, широко улыбнулся и Альмейда перевел взгляд с него на Хохвенде:
- Ладно, неважно, получается, что у каждого из вас могут взять первенца и…
- Так и война с Талигом может забрать первенца, - хмыкнул капитан «Верной Звезды», - так что - какая разница. Сам кесарь отдает Ольгерда в руки святой церкви, куда уж нам. Не тянули бы вы, господа.
- Наверняка, вы уже многое слышали о судьбе морисков, иначе и слушать бы нас не стали, - добавил Хохвенде.
- Или вы соглашаетесь, - жестко сказал Хосс, - впоследствии отделяетесь от Талига, а хотя бы и от Кэналлоа, не помогаете хексбергской эскадре, не открываете тайну наших переговоров, не вмешиваетесь в наши столкновения и живете долго и счастливо, или же вы отказываетесь сотрудничать, и с Марикьярой станет то же самое, что и с Багряными землями.
- Это наша война, при чем здесь мирные жители нашего острова, - впервые вступил в беседу Хулио Салина.
- Вы-то сами слышите, что вы говорите? – Поморщился Хохвенде, - Ради земель и рабов… то есть, мирного населения, все войны и затеваются. Вам на своем острове что-то не сидится, все в Талиге да на флоте. Довольно этих глупостей, или вы соглашаетесь, или наши внуки заселяют Марикьяру наряду с Багряными Землями.
- Почему мы вообще удостоились этого предложения? – Внезапно спросил Альмейда, - Если все сказанное правда, то это весьма щедро с вашей стороны.
Дриксенцы кисло переглянулись.
- Что, - недобро усмехнулся Салина, - совесть мучает? По ночам снятся мертвые морисские дети?
- И дети тоже, - ответил ему равноценной улыбкой Хохвенде, - да вот только судьба нашей страны тревожит каждого из нас сильнее, чем чужие дети и женщины. Еще одна колкость и мое личное великодушие в вашем отношении превратится в свою полную противоположность. Желаете поползать на коленях, вице-адмирал? Или посмотреть на своего альмиранте в сходной позе? Чужое унижение вещь пикантная, я люблю, когда мне целуют руки.
Салина задохнулся, от бешенства не находя достойных слов и Альмейда поднял вверх искалеченную руку, призывая своего подчиненного к молчанию.
- Довольно. Я принимаю ответственность, я согласен. Марикьяре должны жить.
- Придется это подписать, - Хохвенде толкнул бумагу к собеседнику, - вы уж простите, вашей кровью, на этом особо настаивал кардинал.
Альмейда кивнул, и вскоре его кровь темнела, засыхая на пергаменте договора.
- А что, - спросил он, - ваше личное великодушие означает, что кто-то хотел уничтожить и мариькяре?
Хохвенде не ответил, зато широко ухмыльнулся Хосс:
- Многие хотели. Например, я, во всяком случае, пока не увидел, как это выглядит, когда люди лежат вперемешку, словно они вдруг все внезапно заснули.
«Уж этого-то вряд ли отвращало увиденное», подумал Альмейда, запоминая жестокую усмешку на тонких губах дриксенца.
- Пока следов разложения не заметишь, так и думаешь, что они спят, - взгляд Хосса затуманился, словно он и сейчас видел то, о чем рассказывал, - Так что благодарите графа Хохвенде, вот ему вы, марикьяре чем-то нравитесь. Было бы справедливо отблагодарить такого заступника.
- Этот разговор мы можем продолжить потом, - торопливо сказал Хохвенде, - после нашей кампании, к примеру, в мирное время.
- Когда мы придем в себя после всех новостей и убедимся в вашей непобедимости, - несколько желчно отозвался Салина.
- Это разумное решение, - примирительно согласился Хохвенде, - а теперь позвольте откланяться. Вы не представляете, сколько хлопот налагает такая власть…
прода в комментах
Предупреждать неинтересно, нафига тогда читать, если знаешь, чем все окончится?)
Канон частично переписан с начала Хексбергской кампании. Безжалостной рукой переписан, АУ)))))
Песнь хексбергских найери.
читать дальшеИх было четверо, всего четверо и эти люди сошлись в пропитанной солнцем Кагете, чтоб решить судьбы многих других.
- Последнее слово за вами, господин Альмейда, – несмотря на вежливость графа Хохвенде, было заметно, как его вымотала эта встреча и этот разговор.
Дриксенцы держалась неплохо для шестичасовых переговоров, к тому же тайных. Особенно, учитывая щекотливость вопроса.
- Беседу продолжим при соблюдении условия, о котором было сказано с самого начала, - за время всей беседы марикьяре не разжал громадных кулаков.
- О, понимаю, - голос графа Хохвенде звучал устало, - вы имеете право знать. Какое-то время назад некий монах-отшельник добился аудиенции у Его кесарского величества. Монаху явилось откровение, о новой эспере с косыми лучами и о новом толковании Эсператии. Вы знаете, наш принц Ольгерд был… болен. Мальчику надели новую эсперу, изготовленную отшельником из дерева и дитя исцелилось.
Дриксенец невесело улыбнулся своим воспоминаниям.
- Вся кесария праздновала в те дни. Потом пророчества, что сделал отшельник, начались сбываться. Он спросил Его величество о том, готова ли кесария отринуть еретические догматы и принять истинный эсператизм. Тогда и кесарская семья и многие из нас…
- Все, кто хотел оставаться у подножия трона, - обронил Альмейда.
- Вижу, мы друг-друга понимаем, - Хохвенде отпил уже теплое вино из своего бокала, - да, и эти люди и другие, кто не желал вызывать неудовольствия кесаря, все приняли новый эсператизм.
- И как, сильно он отличался от той, старой веры? – Мариькяре смотрел в упор на дриксенца, но тот равнодушно пожал плечами.
- Не особенно. Лицемерие ушло, благом официально считаются любые проявления силы и поощряются стремления быть еще сильнее. Слабость стала пороком, если она не женской природы, либо не находит себе сильного защитника. В некоторых случаях еретичества допускаются человеческие жертвы, еще сожжение скверны и нечистивцев…
- Что, и мориски, живущие за тысячи хорн, у вас нечестивцами стали? – Сдерживаемой яростью было пропитано каждое слово Альмейды:- Скверной оказались?
- Позволю себе заметить, что мы никого не выжигали, - Хохвенде честно и открыто смотрел в черные злые глаза собеседника, - Пока что. Его Высокопреосвященство (да-да, после исцеления принца, отшельнику пожаловали этот сан) позволил кесарю узнать грядущее, и пояснил, каких жертв потребуют посланники Создателя, готовые помочь благословенной Дриксен.
- Вот только от Создателя ли были те посланники? Вы наверняка уверены? – Альмейда впервые за всю беседу разжал руки и побарабанил пальцами по столешнице.
- А вас это не должно волновать, господин Первый Адмирал, - кротко улыбнулся Хохвенде, -насколько я знаю, вы – язычник.
- Такая осведомленность делает честь вашим прознатчикам, - хмыкнул Альмейда.
- Я не кесарь, и не могу себе позволить платить кардиналу кровью невинных жертв за информацию о каждом вашем шаге. Так что приходится действовать по старинке.
- Вы циничны.
- Увы, - Хохвенде пожал плечами, и умолк, с явным удовольствием слушая звон часов, возвещающий полночь. Сладкая сюсюкающая мелодия заставила Альмейду брезгливо скривиться, но музыкальное мучение быстро окончилось, и Хохвенде встрепенулся.
- На чем мы остановились? – Спросил он, - Ах да. Стоило кесарю согласиться с условиями, выдвинутыми святой церковью, мориски взяли и вымерли.
Дриксенец развел руками.
- Что вот так вот запросто? – Не поверил Альмейда.
- Вот так вот, - вздохнул его собеседник, - ни грома, ни молнии, мужчины, женщины и дети, все, в ком было более четверти морисской крови, пали замертво, кто где стоял. Нам было показано достаточно, чтоб понять, что в Багряные земли нельзя будет наведываться еще пару поколений, господин Альмейда. Потом… потом Дриксен отправит туда экспедиции, мы заселим эти земли.
- Я смотрю, вы серьезно подходите к вопросу.
- Пришлось под давлением обстоятельств. Да, теперь из любой дриксенской семьи святая церковь может забрать одного ребенка. Чаще всего это первенцы. Отныне мало кто довольствуется единственным наследником.
- А… что с этими детьми?
- Не думайте, не все из них погибнут. Кого-то непременно принесут в жертву, но тех, кто отвечает каким-то неизвестным мне, но ценным для новой церкви качествам, непременно оставят.
- То, что вы мне сейчас рассказываете – это язычество, сударь, - Альмейда тяжело взглянул на сопровождающего Хохвенде северянина, - ну а вы, Хосс, что скажете?
- А что тут говорить, - ответил тот, - все на благо Дриксен.
- Когда вы ее предавали, сообщая мне нужные сведения, это тоже было на благо? – Усмешка марикьяре была недоброй.
- С моего ведома и одобрения, - вступился за товарища Хохвенде, - тогда это и впрямь было нам выгодно.
Хосс, не смущаясь неодобрением марикьяре, широко улыбнулся и Альмейда перевел взгляд с него на Хохвенде:
- Ладно, неважно, получается, что у каждого из вас могут взять первенца и…
- Так и война с Талигом может забрать первенца, - хмыкнул капитан «Верной Звезды», - так что - какая разница. Сам кесарь отдает Ольгерда в руки святой церкви, куда уж нам. Не тянули бы вы, господа.
- Наверняка, вы уже многое слышали о судьбе морисков, иначе и слушать бы нас не стали, - добавил Хохвенде.
- Или вы соглашаетесь, - жестко сказал Хосс, - впоследствии отделяетесь от Талига, а хотя бы и от Кэналлоа, не помогаете хексбергской эскадре, не открываете тайну наших переговоров, не вмешиваетесь в наши столкновения и живете долго и счастливо, или же вы отказываетесь сотрудничать, и с Марикьярой станет то же самое, что и с Багряными землями.
- Это наша война, при чем здесь мирные жители нашего острова, - впервые вступил в беседу Хулио Салина.
- Вы-то сами слышите, что вы говорите? – Поморщился Хохвенде, - Ради земель и рабов… то есть, мирного населения, все войны и затеваются. Вам на своем острове что-то не сидится, все в Талиге да на флоте. Довольно этих глупостей, или вы соглашаетесь, или наши внуки заселяют Марикьяру наряду с Багряными Землями.
- Почему мы вообще удостоились этого предложения? – Внезапно спросил Альмейда, - Если все сказанное правда, то это весьма щедро с вашей стороны.
Дриксенцы кисло переглянулись.
- Что, - недобро усмехнулся Салина, - совесть мучает? По ночам снятся мертвые морисские дети?
- И дети тоже, - ответил ему равноценной улыбкой Хохвенде, - да вот только судьба нашей страны тревожит каждого из нас сильнее, чем чужие дети и женщины. Еще одна колкость и мое личное великодушие в вашем отношении превратится в свою полную противоположность. Желаете поползать на коленях, вице-адмирал? Или посмотреть на своего альмиранте в сходной позе? Чужое унижение вещь пикантная, я люблю, когда мне целуют руки.
Салина задохнулся, от бешенства не находя достойных слов и Альмейда поднял вверх искалеченную руку, призывая своего подчиненного к молчанию.
- Довольно. Я принимаю ответственность, я согласен. Марикьяре должны жить.
- Придется это подписать, - Хохвенде толкнул бумагу к собеседнику, - вы уж простите, вашей кровью, на этом особо настаивал кардинал.
Альмейда кивнул, и вскоре его кровь темнела, засыхая на пергаменте договора.
- А что, - спросил он, - ваше личное великодушие означает, что кто-то хотел уничтожить и мариькяре?
Хохвенде не ответил, зато широко ухмыльнулся Хосс:
- Многие хотели. Например, я, во всяком случае, пока не увидел, как это выглядит, когда люди лежат вперемешку, словно они вдруг все внезапно заснули.
«Уж этого-то вряд ли отвращало увиденное», подумал Альмейда, запоминая жестокую усмешку на тонких губах дриксенца.
- Пока следов разложения не заметишь, так и думаешь, что они спят, - взгляд Хосса затуманился, словно он и сейчас видел то, о чем рассказывал, - Так что благодарите графа Хохвенде, вот ему вы, марикьяре чем-то нравитесь. Было бы справедливо отблагодарить такого заступника.
- Этот разговор мы можем продолжить потом, - торопливо сказал Хохвенде, - после нашей кампании, к примеру, в мирное время.
- Когда мы придем в себя после всех новостей и убедимся в вашей непобедимости, - несколько желчно отозвался Салина.
- Это разумное решение, - примирительно согласился Хохвенде, - а теперь позвольте откланяться. Вы не представляете, сколько хлопот налагает такая власть…
прода в комментах
@темы: тексты
Эпичненько.
вы зачем морисков извели, изверг?! затем, что они первые начали в каноне! Не им решать, что есть скверна. И мне очень не понравилось то, что они первым делом напали на город чужой веры, Агарис. Религиозные конфликты это такая дрянь) Во мне давно копилось негодование, требуя возмездия, вот я и возмездИл!!!!!))))
я старался, чтоб было эпично, многое хотелось охватить)
Видите ли, тут как негатив, то, что делали в каноне мориски тут делают дриксы. И с Вальдесом та же фигня, я просто все вывернул, как я люблю и подал на расписной тарелочке) Давно хотел это написать)
я просто все вывернул, как я люблю и подал на расписной тарелочке) очень так славненько подали)
Спасибо, Луи))) Добрый Вы мой человек))))