читать дальшеЛента
Грязь и сутолока, вот что не нравилось Дагмар в простонародных гуляниях. Но все остальное она обожала. И менестрелей в лоскутных ярких одеждах, словно пришедших из древних легенд и торговые ряды, где можно было купить почти все, что угодно под шутливые возгласы зазывал и торговцев. Лето клонилось к закату и все словно пропиталось ароматом печеных в масле овощей, которыми торговали в харчевнях. Дагмар и сама не удержалась, в ее доме сейчас подавали изысканную морковь в карамели и печеные молодые репки, а она стоя у грубо сколоченного стола с удовольствием съела порцию простого перченого овощного рагу.
В густой подливе был и лук и чеснок и потом Дагмар, сыто улыбаясь, позволила себе пригоршню паонских розовых леденцов. Ни одна ароматическая вода не пахла так густо, этими леденцами торговали в престижной эйнрехтской лавочке и Дагмар там принимали, как постоянную покупательницу.
Теперь Дагмар шла в сопровождении двух слуг и своих сыновей по окрашенной в теплые закатные тона ярмарке и покупала то пряники, то леденцы, то орехи. Мальчишки жевали сдобу с изюмом и цукатами, глаза их горели, младший бережно нес новую игрушку - раскрашенного всадника, умеющего метать копье, старший то и дело гордо трогал новый кинжал на поясе.
Дагмар кланялись, она отвечала приветливо, уж такой хороший вечер выдался, что госпожа то и дело заговаривала и шутила с теми, кого помнила с детства. И вот, на краю торговых рядов, Дагмар приметила любопытное. Ковры были не в новинку, а стоящий на них неяркий сервиз тонкого фарфора украшал рисунок, который притянул взор женщины и Дагмар не могла отвести глаз.
На закатном огромном солнце чернела одинокая башня. И к ней мчались всадники. Сперва Дагмар была уверена, что всадник был один, потом, не вдруг, увидела всех. И ей показалось, что они движутся. Вглубь, в солнце, исчезая в кровавых закатных лучах. Отчего-то было понятно, что изображен не рассвет. Языческий лаконичный узор, сплетающийся так, что казался то масками, то колдовскими знаками, обрамлял странный для чайной посуды рисунок.
Молодая женщина восхищенно замерла, рассматривая эту, по сути, безделицу. Ей словно запахло летней вечерней степью, полынью и пылью и надвигающейся грозой, ушек женщины коснулся несуществующий звук копыт всадников, уносящих четверых в закатное пламя..
У Дагмар, урожденной Хосс, были сервизы и собственные, из приданого, и от двух мужей, двух иных родов, старинных и богатых. А вот поди ж ты, захотелось иметь этот закат и всадников. Вряд ли их можно будет подать для случайных гостей или на визиты вежливости. Такое только для своих, только для понимающих людей. Хохвенде например, поймет. Недаром родня Урсулы Зибершванфлоссе, вкус аристократический донельзя.
Тонкие пальцы сомкнулись на кошеле и Дагмар поискала взглядом продавца. Им оказался неказистый мужчина, с круглой, словно жбан, головой, острыми ушами и носом, похожим на шишковато-крючковатую картофелину. Жидкие черные волосы продавец стянул в крысиный хвост, маленькие черные глаза щурились хитро и самодовольно.
Вежливо, насколько позволяло жгучее желание обладать вещью, Дагмар осведомилась о цене. Была уверена, что продавец ее раскусил и заломит нечто несусветное. Но нет, цена оказалась неожиданно соответствующей фарфоровой добротной посуде. Дагмар осторожно подержала в руке легкую чашечку. Фарфор, без обмана. И роспись живая, хорошая.
Продавец улыбался, глядя на сомнения женщины. Не уговаривал брать, не торговался. Знал, что купит.
И Дагмар достала монеты и даже добавила, попросив завернуть так, чтоб не разбилось. Получила вежливый поклон и обещание сделать все в лучшем виде. К ней подбежали сыновья, Дагмар приласкала обоих мальчиков. Оба такие еще телята, младший совсем светлый, чуть не блондин, в мать, старший больше походил на отца и отчего-то на младшего из дядьёв. Не красавец, но на нем невольно задержишь взгляд. Оба наперебой показывали матушке покупки, чего там только не было, Дагмар сама снабдила сыновей кошельками на траты и теперь забавлялась их выбором и радостью.
Но вот желанный сервиз отдан в корзинке слуге, а вынесла корзинку другая женщина, пожилая, с черной повязкой через глаза. Двигалась же она так, словно на глазах ее была прозрачная кисея.
Безошибочно развернулась к Дагмар и мальчикам, ее поклон был небрежен.
- Мама, смотри, гадалка! – Удивленно сказал младший.
- С чего ты взял? – Засмеялся старший.
- Твой брат правду сказал, Георг, - на чистом дриксен сказала старуха, - И я гадаю, и нагадываю тебе много побед и военной славы. Ты будешь счастлив во многом, от своего рода ты взял не красоту, взял удачу.
- А я? – Белобрысый крепкий малыш с любопытством смотрел на старуху.
Дагмар, у которой сжалось сердце, пронзительно взглянула на наглую колдунью, зная, что прикажет ей отрезать язык прямо здесь и сейчас, на ярмарке. Эту лавку рухляди подожгут, всех, кого в ней найдут, забьют камнями…
- Тс-тс-тс, - поцокала языком старуха, - Сколько ненужной крови. Вся в отца. Нет, рассветная, твой средний сын тоже унаследовал счастливую судьбу.
- Средний? - Едва совладала с голосом Дагмар. Ей хватило второго замужества, больше чем хватило. Роды тоже были не из простых. Счастье, что ребенок удался.
- Младшенький будет моей крови, - улыбка старухи оказалась неожиданно зубастой, - Его судьба темна для меня, не вижу я только великие жизни. А ты полюбишь его отца и его самого так, что потом все тебе на вкус станет пеплом. Даже радость к тебе этих детей.
читать дальше- Остерегись, - холодно сказала Дагмар.
- Верь ей, сестра, - Ингунн – та, которая умерла столько лет назад, молодая, статная, улыбнулась младшей сестре, потом подала руку старухе и та повела молодую девушку в лавку между черно-белыми коврами. Не снесла Дагмар обуявшей ее тоски, рванулась следом, поймала Ингунн за ленту в золотистых волосах – сине-золотую, не Хоссовскую, ленту, дареную тем, кто толкнул девушку в ледяные чертоги смерти. Будь ты проклят, Готлиб. Сестричка моя!
- Ингунн, сестра!
Из лавки повеяло холодом и Дагмар уже ступая за уходящими, увидела, что пола там нет, бездна и звезды, вот куда она шла. И откуда-то из прошлого прозвучали голоса отца и младшего брата. Она уже слышала этот разговор и помнила его так хорошо, что ладони снова стали холодными от ониксовых ручках на двери, которую Дагмар не посмела в тот день открыть.
- Ты поспешил, отец, Готлиба следовало оставить нам с Эвардом.
- Умолкни!
Ярость отца, безумная, страстная, ведь все понимали, что прежде всего в смерти Ингунн виноват был и он и матушка, отец ярился, а мать просто выпивала на бокал больше яблочного сидра перед сном… И Говард, любивший Ингунн так же сильно, как Дагмар, многое в свои юные годы не понимающий, прямо из кавалерийских схваток прибывший к закрытому гробу сестры, которую безутешные родители отказавшись от Рассветных садов, попытались воскресить, чтоб потом убить то, что пришло, снова, своими руками.
Сама Дагмар тогда словно оцепенела, цеплялась за братьев, не понимая, что толкнуло родителей на все, что было переделано в те дни, догадываясь, что обезумевший отец рисковал судьбой всего рода, когда сделал то, что сделал. О принце Готлибе, этом женатом принце, будущем правителе страны, влюбленном в Ингунн Хосс, о смерти принца Готлиба, в семье Хоссов с того дня никогда не упоминали. В тот вечер разругавшись со страдающим родителем в пух и прах, Говард был выгнан и вернулся спустя две зимы, уже морским офицером. Больше он из семьи не уходил.
- Мама!
Она опомнилась. И холод прошлого отступил перед летним вечером.
Дагмар обернулась. Мальчики сонно терли глаза. Младший окликнул ее или старший? Какая разница.
Уже были сумерки и почти все палатки были свернуты. На темнеющем небе сверкнула росчерком упавшая звезда.
- Где ты была? – С упреком спросил маленький, - Мы тебя искали… Ты ленту купила?
Дагмар поднесла к глазам дорогого шелка синюю ленту в золотой вышивке. Разум доказывал, что этого не может быть. Под пальцами вышивка была выпуклой, а шелк прохладным.
- Да…
Она глубоко вздохнула, убрала ленту в кошель на поясе и кивнула мальчикам.
- Теперь домой.
Только дома Дагмар вспомнила про сервиз, когда ей подали в нем шадди.
Рисунок казался еще более выразительным в свете вечерних свечей.
- Хотел бы я оказаться там… - старший сын смотрел на всадника (теперь одинокого, прочие растаяли в свете Заката или уже во мгле ночи) мечтательно, а мать затаила дыхание, поддавшись безотчетному страху.
- Только после того, как подаришь мне внучку и внука, - полушутя-полусерьезно сказала Дагмар, одаривая сына улыбкой. Тот засмеялся в ответ. Младший с любопытством посмотрел на рисунок и пожал плечами:
- А мне больше нравится с цветочками.
Старший брать и мать засмеялись и потянулись с двух сторон взъерошить волосы маленького ценителя традиционного прекрасного.
Все еще было впереди.