Закатный рок-н-ролл
читать дальше«Я на тебе, как на войне…»(с)
БЕЗУМИЕ
Его мир всегда был расколот. Все казались ненадежными, соперников следовало достигать и опережать. Мир вражды и соперничества, мир мужчин, такой привычный, к которому его так хорошо подготовила мать. Мать, долгое время бывшая единственной интересной ему женщиной. А потом появилась другая.
Она вошла в мир графа Савиньяка хрупкой тенью, такой же расколотой и изломанной, это была совершенная гармония боли и страдания. И Лионель полюбил ее рыжие кудри и медовые глаза, ее такую понятную сущность – надо оберечь все, что дорого от тех, кто опасен. Полюбил за тьму, что плескалась в душе молодой женщины.
Вышло так, что старшая сестра Валентина Придда показалась Мэллит опасной. За возможность вернуть роду былую власть и силу, Валентин согласился счесть случившееся трагической случайностью. Набираться силы ему придется самому, как и приумножать славу, но теперь Лионель не станет мешать Приддам.
А рыжие куничьи кудри были рядом. Теплый носик, который Ли нравилось целовать, такой смешной, маленький. Тонкие косточки под нежной кожей и крохотная родинка под левой грудью – светлая, словно сдвоенные шарики, очень милая.
Уродка для своих родных, она не знала ласки и любви и в руки охотника Лионеля опустилось маленькое, вздрагивающее, недоверчивое, но желающее тепла, чудовище.
Два чудовища – это сильно. Это союз. И никогда граф Лионель не заскучает дома. Он проснулся и увидел, как Мэллит замахнулась кинжалом. Увернулся – и сталь беспощадно пропорола перины там, где была его грудь. Полетели белые снежинки пуха. Сильный удар, неженский. Как же он любил ее потом в этих пестрых перьях и разодранных шелках. И гоганни плакала – от счастья, что такой опасный, опасный для нее и для себя самого возлюбленный понял её и что не дал ей себя убить. А их дети… чужие, совсем не такие. Льнущие к нянькам, слугам и изредка наезжающему брату Эмилю. Кажется, кормилицы все же испортили детей лаской.
Теперь уезжать из дому стало страшно. Меллит Савиньяк подолгу не моргая смотрела на детей, таких светловолосых, как отец, но с глазами цвета меда, и о чем-то думала, наклонив голову, словно принюхивалась к съежившимся малышам. Конечно, не о таких наследниках мечтал Ли, но иных у него не было.
Дети глаз не сводили с родителей, ожидая, что им скажут или прикажут, угадывая, чего от них ждут, морщили лобики в мучительном напряжении, таращили испуганные глаза на отца и мать. Лионель был ими разочарован, он знал, что поступки должны быть естественны.
Очаровательная Мэллит была часто погружена в себя, Ли догадывался, что это что-то связанное с Селиной – та, бедняжка, сгорела от лихорадки, сперва сойдя с ума. Теперь лихорадка то и дело трепала Мэллит, на бледных щечках вспыхивал румянец, иногда она что-то шептала, бессвязное. Лионель подарил супруге богатые четки из вишневой яшмы и зрелище что-то бормочущей себе под нос и вцепившейся в четки Мэллит, приобрело пристойный оттенок, казалось, что женщина молится.
Однажды, непозволительно задумавшись, Лионель пропустил момент, когда Мэллит оказалась позади. Четки были достаточно длинны, чтоб захлестнуть ему шею, но Ли успел выкрутить нежные запястья любимой так, что Мэллит закричала. Дети, сидевшие тут же, сжались.
Потом Ли поцеловал вспухающие лиловым запястья Мэллит, она улыбнулась супругу и нежно отерла бисеринки пота с его висков, ненадолго перестав быть загадочной статуэткой.
Ночью Лионель ждет жену в свои покои. Ждет не только в разрешенные дни. Мэллит, словно ночной демон, может появиться в любой момент.
После ужина домоправитель, пряча глаза, доложил ему, что с кухни пропала тяжелая колотушка…Вспомнилась такая неудачливая Ирэна… Как удачно тогда удалось выдать Габриэль за Ирэну. Как удачно Жермон Ариго влюбился в спрутячий образ, не вникая в суть.
И Габриэлла Борн, не безумная, как бедная Селина или Мэллит, а просто злая, но моложавая и красивая вдова, предпочла семейное счастье с неизвестным, но влюбленным мужчиной, смерти или забвению в этих ядовитых дивных садах.
Ночь… темнота… мягкие шаги, шуршание атласа по камням и тихий стук колотушки… волочет за собой? Или ведет по стене?
к о н е ц
БЕЗУМИЕ
Его мир всегда был расколот. Все казались ненадежными, соперников следовало достигать и опережать. Мир вражды и соперничества, мир мужчин, такой привычный, к которому его так хорошо подготовила мать. Мать, долгое время бывшая единственной интересной ему женщиной. А потом появилась другая.
Она вошла в мир графа Савиньяка хрупкой тенью, такой же расколотой и изломанной, это была совершенная гармония боли и страдания. И Лионель полюбил ее рыжие кудри и медовые глаза, ее такую понятную сущность – надо оберечь все, что дорого от тех, кто опасен. Полюбил за тьму, что плескалась в душе молодой женщины.
Вышло так, что старшая сестра Валентина Придда показалась Мэллит опасной. За возможность вернуть роду былую власть и силу, Валентин согласился счесть случившееся трагической случайностью. Набираться силы ему придется самому, как и приумножать славу, но теперь Лионель не станет мешать Приддам.
А рыжие куничьи кудри были рядом. Теплый носик, который Ли нравилось целовать, такой смешной, маленький. Тонкие косточки под нежной кожей и крохотная родинка под левой грудью – светлая, словно сдвоенные шарики, очень милая.
Уродка для своих родных, она не знала ласки и любви и в руки охотника Лионеля опустилось маленькое, вздрагивающее, недоверчивое, но желающее тепла, чудовище.
Два чудовища – это сильно. Это союз. И никогда граф Лионель не заскучает дома. Он проснулся и увидел, как Мэллит замахнулась кинжалом. Увернулся – и сталь беспощадно пропорола перины там, где была его грудь. Полетели белые снежинки пуха. Сильный удар, неженский. Как же он любил ее потом в этих пестрых перьях и разодранных шелках. И гоганни плакала – от счастья, что такой опасный, опасный для нее и для себя самого возлюбленный понял её и что не дал ей себя убить. А их дети… чужие, совсем не такие. Льнущие к нянькам, слугам и изредка наезжающему брату Эмилю. Кажется, кормилицы все же испортили детей лаской.
Теперь уезжать из дому стало страшно. Меллит Савиньяк подолгу не моргая смотрела на детей, таких светловолосых, как отец, но с глазами цвета меда, и о чем-то думала, наклонив голову, словно принюхивалась к съежившимся малышам. Конечно, не о таких наследниках мечтал Ли, но иных у него не было.
Дети глаз не сводили с родителей, ожидая, что им скажут или прикажут, угадывая, чего от них ждут, морщили лобики в мучительном напряжении, таращили испуганные глаза на отца и мать. Лионель был ими разочарован, он знал, что поступки должны быть естественны.
Очаровательная Мэллит была часто погружена в себя, Ли догадывался, что это что-то связанное с Селиной – та, бедняжка, сгорела от лихорадки, сперва сойдя с ума. Теперь лихорадка то и дело трепала Мэллит, на бледных щечках вспыхивал румянец, иногда она что-то шептала, бессвязное. Лионель подарил супруге богатые четки из вишневой яшмы и зрелище что-то бормочущей себе под нос и вцепившейся в четки Мэллит, приобрело пристойный оттенок, казалось, что женщина молится.
Однажды, непозволительно задумавшись, Лионель пропустил момент, когда Мэллит оказалась позади. Четки были достаточно длинны, чтоб захлестнуть ему шею, но Ли успел выкрутить нежные запястья любимой так, что Мэллит закричала. Дети, сидевшие тут же, сжались.
Потом Ли поцеловал вспухающие лиловым запястья Мэллит, она улыбнулась супругу и нежно отерла бисеринки пота с его висков, ненадолго перестав быть загадочной статуэткой.
Ночью Лионель ждет жену в свои покои. Ждет не только в разрешенные дни. Мэллит, словно ночной демон, может появиться в любой момент.
После ужина домоправитель, пряча глаза, доложил ему, что с кухни пропала тяжелая колотушка…Вспомнилась такая неудачливая Ирэна… Как удачно тогда удалось выдать Габриэль за Ирэну. Как удачно Жермон Ариго влюбился в спрутячий образ, не вникая в суть.
И Габриэлла Борн, не безумная, как бедная Селина или Мэллит, а просто злая, но моложавая и красивая вдова, предпочла семейное счастье с неизвестным, но влюбленным мужчиной, смерти или забвению в этих ядовитых дивных садах.
Ночь… темнота… мягкие шаги, шуршание атласа по камням и тихий стук колотушки… волочет за собой? Или ведет по стене?
к о н е ц
Какой потрясающий сумасшедший дом! Это прям кино!